Россия – это такая гигантская историческая Йеллоустоунская кальдера. Большую часть времени она пугающе пыхтит, выбрасывая на поверхность отработанные газы подземной цивилизации, иногда засасывает внутрь себя неосторожных зевак. Но периодически она взрывается, сметая с поверхности Земли социальных динозавров.

Хорошо тут посидели с коллегами на выходных. Что-то вроде общего собрания ячейки профсоюза политических прорицателей. В ходе дискуссии выявилось наличие в цеху двух партий – "физиков" и "лириков". "Физики" в отношении будущего русской кальдеры настроены умеренно оптимистично (вибрация – одна из форм существования материи); лирики, как им и положено, меланхоличны (это не вибрация, а полный фиаско). В принципе, и те, и другие правы, все зависит от угла зрения, под которым мы смотрим на фиаско.

В связи с развернувшейся дискуссией из глубин подсознания выплыл школьный анекдот, из тех, что на переменах младшеклассники рассказывают друг другу. За ковбоем гонится племя индейцев, он думает, что это конец, но его внутренний голос не соглашается и шепчет ему: "Это не конец! Убей вождя Пу". Он стреляет через плечо, убивает вождя, и внутренний голос ему говорит: "А вот это уже конец". В этом смысле "физики" полагают, что, пока не убили вождя, это еще не конец, а лирики с грустью констатируют, что "по любому" уже конец.

Переходя от аллегорий к прозе жизни, я бы отметил, что есть две отчетливо различающихся точки зрения на транзит России в "послепутина".

Та часть экспертного сообщества, которая привыкла доверять приборам больше, чем чувствам, считает, что никакого дна не будет, хотя посадка и может быть жесткой. Страну хорошо протрясет, но не более того. Центробежные тренды выражены не сильно, элиты аморфны, масса податлива, никаких сильных подземных течений, которые могли бы выйти неожиданно на поверхность, не наблюдается. Поэтому, когда пыль осядет, все сложится как-то иначе и одновременно сильно похоже на то, что было.

Те же, кто привык полагаться на интуицию больше, чем на приборы, слушают "сердце Горы" и отчетливо фиксируют социокультурный инфаркт миокарда. Они смотрят не на текущие показания приборов, а на журнал полетов, который внятно указывает, что лайнер отлетал свое. То есть дело вовсе не в том, что этот конкретный полет проходит более или менее нормально, а в том, что сроки амортизации всех социокультурных подсистем нынешней версии русской цивилизации исчерпаны. Мы находимся в той точке русской истории, когда сразу несколько гигантских ее циклов завершаются, и все кривые на экране исторического монитора стремительно падают в ноль. Если судить по этим графикам, то удар о дно практически неизбежен, несмотря на бодрящие цифры на приборной доске.

Путин в последнем раскладе – не столько причина, сколько триггер. Он не вызвал к жизни, а лишь ускорил и усугубил все деструктивные процессы. Тем самым он исключил возможность плавного исторического транзита, при котором Россия могла бы "присесть" на дно прежде, чем снова взлететь. Благодаря Путину сыграть в одно касание не получится. Предстоит штопор и лобовое столкновение с исторической поверхностью и последующий мощный отскок. "Физики", однако, полагают, что даже в этом случае отскочившие обломки останутся в поле действия базовых законов социальной и политической механики, и, подчиняясь силе исторического тяготения, вернутся обратно в более-менее узнаваемом виде.

Лирики, напротив, видят в этой исторической коллизии некоторое окно политических возможностей. В сегодняшних условиях даже слабое столкновение социума с дном может разбудить русскую кальдеру и вызвать взрыв такой мощности, что обломки государственности вынесет в "космос". Там они временно будут находиться в состоянии "свободного падения", что теоретически позволяет переформатировать социальную реальность прежде, чем она снова опустится на кристаллическую решетку русской культуры. В этот момент можно многое успеть сделать, в том числе попытаться сконструировать настоящее русское федеративное, социальное и правовое государство, которое в других условиях возникнуть просто не сможет.

Владимир Пастухов

t.me

! Орфография и стилистика автора сохранены