"Почему в России до сих пор не произошел военный переворот?", — так можно сформулировать основной вопрос дискуссии на первом в новом сезоне заседании Клуба политического кино, в рамках которого был показан американский политический детектив "Семь дней в мае" (1964). Это фильм, сюжет которого явно навеян Карибским кризисом и страхом перед крайне правым заговором после убийства Кеннеди, о попытке военного переворота в Америке в разгар ядерного противостояния с Советским Союзом.
Несмотря на подобную постановку вопроса и сочувственную констатацию большинством участников обсуждения плачевного состояния российского военного сословия ("самые униженные из силовиков, армия — депрессивное гетто"), среди них не оказалось ни одного брутального сторонника военной диктатуры в России. Все сошлись во мнении, что
военный путч — крайнее средство, обращение к которому теоретически может быть оправдано только в критических ситуациях в жизни общества и государства.
Но у России таких критических ситуаций за ее историю, в том числе и современную, было более чем достаточно. Казалось бы, хоть каждые пять лет можно "военно переворачивать". "Господа офицеры! Россия гибнет. Надеть ордена. На Кремль!" — "Так пять лет назад уже брали!" — "Она опять гибнет".
Однако ни одной сколько-нибудь убедительной попытки военных взять власть в свои руки в хрониках нашей богоспасаемой отчизны не зафиксировано. В чем же дело? Отчего не может собственных бонапартов, франко и скорых на расправу пиночетов российская земля рождать?
Президент Института национальной стратегии Михаил Ремизов рассказал о курьезном случае. Экс-министр обороны Игорь Родионов, которого глава Ремизов охарактеризовал как высокоинтеллектуального и компетентного военного специалиста, несколько лет назад в финале своего интервью ИНС выступил с максимально пацифистским предложением: чтобы Россия пошла на полное и одностороннее ядерное разоружение. Ремизов привел это как яркий пример политической неадекватности даже лучших представителей отечественного генералитета. "Они вообще не видят никаких гипотетических оснований для военных конфликтов, кроме конфликта больших идеологий, как во время холодной войны", — констатировал политолог.
Он высказал гипотезу, по которой в советском военном образовании и воспитании офицеров была целенаправленно задавлена гуманитарная составляющая, что
привело к политической "стерилизации" российского офицерства и сделало для него хоть сколько-то масштабное политическое мышление решительно невозможным.
Ремизов отметил, что не только бонапартистский проект в России так и не состоялся, несмотря на определенный запрос на него в обществе на разных этапах истории, но и качество высших военных кадров, которые могли бы претендовать на роль "русского Бонапарта", от Тухачевского и Фрунзе до Жукова и позднее снижалось.
Что до возможности военного переворота в современной ситуации, то президент ИНС полагает, что вероятности такого сценария развития событий нет, и единственный гипотетически возможный военный путч в постсоветской России — это путч пиночетовского образца, то есть приход к власти тотально компрадорской, антинародной и антиобщественной хунты. При этом политолог отметил, что в истории есть примеры положительного опыта военных диктатур, например опыт Кемаля Ататюрка, который сумел сделать турецкую армию двигателем модернизации, сам не будучи военным. При этом Турция не является военной диктатурой; армии там принадлежит "блюстительная" власть — контроль над несколькими основными "неприкосновенными" основами государственного развития.
Писатель Сергей Шаргунов в свою очередь прошелся по историческому опыту реальных попыток или гипотетических возможностей военного переворота в России — от мятежа Корнилова, через ГКЧП и до неудачной политической карьеры и трагической судьбы генералов Льва Рохлина и Александра Лебедева. Литератор Шаргунов, как и политолог Ремизов, констатировал, что
у армии в России никогда не получалось стать политическим субъектом, даже если она и пыталась.
Следуя тенденции, заданной гостями, дискуссия почти полностью замкнулась в рамках армейской тематики, хотя тема, заявленная в начале заседания киноклуба, была гораздо шире: "Воля к власти и революция сверху. Сценарии правительственного переворота". Ведущий киноклуба Алексей Коленский, пытаясь увести собеседников из пространства казарм, окопов и генеральских кабинетов, задал вопрос, смысл которого можно сформулировать так: стоит ли ожидать от людей при нынешней российской власти антисистемного поведения и какими их личными, субъективными мотивами такое поведения может быть вызвано? Большинство высказавшихся на эту тему сочли, что такой сценарий находится за гранью вероятности. Что касается мотивов подобного антисистемного поведения людей во власти (не только в российской), то по этому поводу высказался автор этих строк.
По моему мнению, такая личность во власти, которая начнет совершать своевольные поступки (то есть выходящие за рамки дозволенного ей системой, за рамки договоренностей и "раскладов"), может сделать возможной если не революцию сверху и даже не смену власти (и первая и вторая цели в сегодняшней российской ситуации представляются неоправданно амбициозными), то как минимум способствовать тому, что ситуация изменится.
Герой "Семи дней в мае", генерал Скотт, этакий "американский Бонапартик", вынашивающий планы вооруженного перехвата власти, — именно такая своевольная личность. Пришел, увидел, попытался победить. Полагаю, началось все с того, что он просто спросил себя: "А почему, собственно, здесь все решают эти пожилые дедушки в пиджаках, а не такой замечательный парень в мундире, как я?"
Вы можете оставить свои комментарии здесь
